Алексей СЕМЁНОВ 16 марта 2018, 21:25
«Лиссабон сохранил ещё изначальную томность света и свежести… здесь вёсны всё ещё слушают слагаемые ветром стихи; и на кровлях всё ещё целуются голуби… И Бог-поэт ещё не впал в немилость толпы».
Жозе Мария Эса де Кейрош. «Лиссабон» (перевод И. Тыняновой).
Элдера Моутинью считают одним из лучших интерпретаторов песен, исполнявшихся Амалией Родригеш, которую называют «королева фаду» или «голос Португалии».
В Пскове живёт женщина, которая в годы расцвета творчества Амалии Родригеш как минимум шесть раз была на её концертах (выступления проходили в 1969 году в Ленинграде ежедневно всю неделю). Более того, она пришла в гримёрку к Амалии Родригеш, хотя считалось, что «кураторы КГБ» до знаменитой на Западе певицы никого не допускают. Один из очевидцев тех гастролей рассказывал: «Был запрет на всякий близкий подход, контакт. Я даже не говорю о разговорах, а просто о контактах».
Тем не менее, разговор состоялся. Женщина пришла, поговорила с «королевой фаду» и даже получила от неё небольшие подарки. Эту женщину зовут Нина Ивановна Гаврилова.
С семидесятые годы ХХ века с фаду в Португалии случилось примерно то же самое, что с русским романсом после Октябрьской революции. Долгое время в СССР романс ассоциировался со свергнутым режимом, и ходу ему не давали. В Португалии был свой реакционный режим – диктатора Салазара. И когда его свергли, музыка фаду как «пережиток» отошла на задний план. «Фаду клеймили как музыку фашизма, - объясняет Элдер Моутинью. - Фаду исчез с радио и телевидения, и прошло много лет, прежде чем ситуация изменилась».
Удивительное дело, но, несмотря на «реакционность», в конце шестидесятых годов фаду в СССР зазвучала со сцен самых престижных концертных залов: московского Концертного зала им. Чайковского, ленинградского БКЗ «Октябрьский». Длилось это недолго, но очевидцы вспоминают об этом до сих пор.
Амалия Родригеш приехала в СССР весной 1969 года. Тогда в Советском Союзе её фамилию на афишах писали через «с» - Родригес. Нина Ивановна до сих пор её так называет.
Амалия Родригеш.
Познакомились мы с Ниной Ивановной два года назад. Она пришла в редакцию «ПГ». Оказалось, нам есть о чём поговорить – учитывая то, что она заканчивала театроведческий факультет. Нина Гаврилова работала на ленинградском телевидении в то время, когда с ним сотрудничали лучшие режиссёры и артисты: Товстоногов, Черкасов, Толубеев, Полицеймако, Юрский, Стржельчик, Игорь Горбачёв, Игорь Масленников, Басилашвили… Это было в 1964 – 1969 годах. Нина Ивановна всех их помнит и готова поддержать разговор. Она принимала участие в подготовке множества телепрограмм и телевизионных спектаклей. Девять месяцев в 1968 году работала с режиссёром Александром Белинским и актёром Евгением Лебедевым над телевизионным спектаклем «Записки сумасшедшего».
Нина Гаврилова была редактором-организатором на Ленинградской студии телевидения в киногруппе, то есть договаривалась с участниками будущих съёмок, организовывала их приём. В частности, работала на телевидении вместе с Галиной Невзоровой (матерью Александра Невзорова).
С певицей Тамарой Миансаровой договориться о съёмках ей не удалось, в отличие от Марка Бернеса. Нина Ивановна принимала участие в подготовке передач с участием Ольги Берггольц, Мариэтты Шагинян и многих других.
«Мне кажется, что тогда была более насыщенная культурная жизнь и более интеллигентная публика, чем сейчас, - считает она. - Тогда был колоссальный отбор… Сейчас «долбают» Серебрякова, а он правильно сказал: «хамство, наглость…» Бескультурье. Это превалирует сейчас. Тогда другой был уровень…»
У сотрудников телевидения имелась возможность попадать на концерты, на которые билетов было не достать. «Я помню концерты Марселя Марсо, Жюльетт Греко, Мирей Матье, испанской танцовщицы фламенко Марии Роса…» - вспоминает Нина Гаврилова.
Одним из самых запоминающихся оказался концерт Марлен Дитрих, устроенный «для своих» («появилась она с шестью телохранителями – разорвала бусы и бросила бусинки в зал, и люди потом ползали под креслами – собирали…»)
С Марлен Дитрих Нина Ивановна не общалась, а вот с Амалией Родригеш разговор получился.
Наталья Румянцева - одна из популяризаторов музыки фаду в России, в поисках рецензий на концерты Амалии Родригеш подробно изучившая советскую прессу весны 1969 года, – почти ничего кроме скупых анонсов в «Ленинградской правде» и других местных газетах не нашла («Только анонсы о концертах в газетах на дальних колонках последних страниц, где обычно публиковали объявления о культурных мероприятиях в городе»).
Но как минимум один газетный материал в мае 1969 года точно готовился. Его делала Нина Гаврилова, до этого статей в газеты не писавшая. Пообщаться с зарубежной «звездой» оказалось проще, чем опубликовать статью в газете.
Нина Гаврилова находилась под сильнейшим впечатлением от первых увиденных концертов, и ей «хотелось, чтобы люди успели посмотреть». Первые дня три ходила на концерты и только слушала – «должна была подготовиться, чтобы задавать вопросы, вникнуть; концерты были настолько необычны…»
«Это было из ряда вон выходящее событие, - вспоминает Нина Ивановна спустя почти пятьдесят лет. - Я хотела написать небольшую заметку… Это был такой призыв, чтобы пришли и послушали».
Впрочем, люди, несмотря на почти полное отсутствие публикаций, концерты португальской певицы вниманием не обошли. Концерты в Ленинграде проходили со вторника до понедельника включительно: 6, 7, 8 мая начинались в 20:00, 9 мая в 12:00, 10 мая в 20:00 и 11 мая в 12:00 и 20:00, 12 мая в 20:00. Вместимость БКЗ «Октябрьский» - 4 тысячи человек. Вряд ли большинство, как Нина Гаврилова, ходили на эти концерты почти каждый день. Так что около 32 тысяч человек Амалию Родригеш в Ленинграде увидели и услышали. Сегодня при всей популярности фадо в России такое невозможно.
Амалия Родригеш
«Я была очарована, заворожена манерой исполнения, - возвращается Нина Ивановна в май 1969 года. - А потом решилась отправиться в гримёрку – вместе с переводчицей и фотокорреспондентом». – «Как вам удалось попасть за кулисы?» - «Я же прошла допуск на телевидении: проверка шла две недели. У меня было телевизионное удостоверение, и проходили мы свободно. Нас никто не остановил… В конце разговора Амалия подарила мне роскошную пластинку… Я попросила у неё фотографию, через переводчицу объяснив, что это только лично для меня. Она подарила, подписав её по-португальски». – «Вы были на шести концертах. Они отличались друг от друга?» - «Концерты были каждый день, но абсолютно разные. Все дни зал был переполнен, пошла молва…» (в советской программке напечатали: «артистка никогда не выступает с точно составленной программой: чувствуя аудиторию, она на каждом концерте поёт песни, наиболее соответствующие настроению публики») - «До её приезда в Ленинград вы об Амалии Родригеш слышали?» - «Ничего о ней не знала… Я увидела её имя на афише. Но дело в том, что я была знакома со студентом из Мозамбика – он говорил на португальском. Какой-то интерес у меня к португальской культуре был… Моя заметка в ленинградской газете так и не вышла». – «Почему?» - «В редакции мне объяснили, что у нас нет дипломатических отношений с Португалией».
Пластинки Амалии Родригеш в СССР не продавались, а редкие магнитофонные записи имелись только у немногочисленных знатоков. Фильмы с её участием в широком прокате отсутствовали (самый известный фильм, где Амалия в главной роли, снял в 1955 году французский режиссёр Анри Верней (он же – Ашот Малакян). Фильм называется «Любовники Тежу» («Лиссабонские любовники»).
А самый последний художественный фильм с участием Амалии Родригеш «Когда наступит конец света» в 1991 году снял немецкий режиссёр Вим Вендерс. Героев остросюжетного фантастического фильма, которых играют Сольвейг Доммартин и Уильям Хёрт, мотает по свету. Они оказываются в Берлине, Париже, Москве, Токио… Когда доходит до Лиссабона, то, скованные наручниками, они убегают от сыщика по узким улочкам португальской столицы и вскакивают в трамвай. В нём сидит некая красивая немолодая дама в очках (эта сцена есть только в полной версии фильма). Дама интересуется: «Вы бежите от полиции?» Эта дама и есть Амалия Родригеш.
Амалия – символ Лиссабона. Когда она умерла в возрасте 79 лет в 1999 году, в Португалии объявили трёхдневный траур. Сесть в лиссабонский трамвай и встретить там Амалию Родригеш и заставить её хлопать в ладоши и кричать «Браво!» – это была тонкая шутка.
Теперь понятно, как так получилось, что Амалия Родригеш всё-таки оказалась в СССР и выступила в пяти городах - Ленинграде, Москве, Тбилиси, Ереване и Баку.
Всему виной инсульт многолетнего португальского диктатора Антониу ди Салазара. В 1968 году престарелый премьер-министр упал с шезлонга. Это спровоцировало инсульт, и правительство возглавил Марселу Каэтану, личность менее одиозная, чем Салазар.
Произошло что-то вроде потепления в международных отношениях. Как раз в дни майских гастролей Амалии Родригеш «Литературная газета» в № 20 на 9-й странице опубликовала статью «Но тень “старика” витает над Португалией…»
Подразумевался старик-Салазар (он умрёт в 1970 году).
Начало статьи такое: «Многие годы в Португалии властвует реакционнейший откровенно фашистский режим, который беспощадно расправляется с демократами, свирепыми репрессиями подавляет тягу народа к свободе. Сейчас правительство Лиссабона, пришедшее на смену кабинету диктатора Салазара, предпринимает осторожные, явно демонстративные шаги с целью «включения Португалии в Европу», показать, что и в этой стране террора может подуть ветер перемен…»
Заканчивается статья так: «…охота за интеллигенцией продолжается. Поэтому португальцы ходят сегодня на цыпочках. Тень «старика» продолжает витать над страной и поддерживать надежды его безоговорочных сторонников».
Амалия Родригеш.
В общем, СССР тоже сочли возможным предпринять осторожные, явно демонстративные шаги: принять с гастролями считавшуюся прогрессивной португальскую певицу, не замеченную в симпатиях к Салазару и к корпоративному «Новому государству» - в отличие от другого знаменитого исполнителя фаду реакционера Жуана Брага.
До португальской «революции гвоздик», свергнувшей режим сбежавшего в Бразилию Каэтану, и до восстановления дипломатических отношений между нашими странами оставалось ещё пять лет.
Один из поклонников творчества Амалии Родригеш – Дэвид Бирн, лидер знаменитой американской группы 70-80-х годов Talking Heads. Именно со слов Бирна начинается 90-минутный документальный фильм «Искусство Амалии» режиссёра Бруно де Алмейда. «Когда я впервые услышал её, я был поражён, это был взрыв эмоций, - говорит в начале фильма Дэвид Бирн. - Это было, как если бы она пела в этих фаду о вселенской печали, а не только о личных горестях, трагедии в своей собственной судьбе или в жизни авторов этих фаду. Она выражала печаль, грусть существования. Это было просто невероятно. Кроме прекрасной музыки и исполнения, я был захвачен тем, о чём была эта личная музыка».
Действительно, в фаду очень важны слова. Песня «Такая странная жизнь» Амалии Родригеш и Альфредо Марсенейро, исполнявшаяся в СССР на гастролях, начинается со слов: «По воле Бога // Я живу в этой муке. // Все вздохи мира - мои, // Вся тоска - // По воле Бога…»
Чтобы почувствовать португальскую тоску, не обязательно понимать по-португальски. Но если есть хороший перевод, то им лучше не пренебрегать. Иногда возможно даже португальскую тоску преодолеть. Но всё же обычно она не развеивается: «Такая странная жизнь // У моего сердца. // Живёт пропавшее, потерянное, погубленное. // Кто б ему дал избавление?// Такая странная жизнь.// Независимое сердце, // Сердце, которым я не распоряжаюсь, // Ты живёшь, потерянное, среди людей, //Неостановимо кровоточишь…» (перевод Елены Голубевой, побывавшей в 1969 году на одном из концертов Амалии Родригеш в Ленинграде). Это та самая «вселенская печаль», о которой упомянул Дэвид Бирн.
Португальский журналист Жозе Мильязеш Пинту, впервые приехавший в СССР при Брежневе – в 1977 году, позднее написал книгу «Мои приключения в Стране Советов - Советский Союз, каким я его знаю». Знает он и Россию, потому что жил здесь не только при Брежневе, но при всех последующих правителях, включая нынешнего. Однажды Жозе Мильязеш Пинту сказал: «Португальцы похожи на славян... прежде всего верой в доброго царя и ностальгией по великому прошлому».
Такую тоску (бывает, неосознанную) испытывают жители исчезающих империй. Иногда эта тоска отливается в пули, а иногда – в песни. В пули отливал тоску Салазар, а в песни – авторы фаду.
В фаду отчётливо слышны не только европейские мотивы, но и арабские, и креольские – с Островов Зелёного Мыса (Кабо-Верде). Но в основе фаду, как сказали бы португальцы: saudade - саудади, то есть светлая печаль, воспоминание об безвозвратно утраченном, тоска по неосуществимому. В этом нет воинственности и озлобленности, зато много тихого благородства.
Амалия Родригеш
В репертуаре Амалии Родригеш была песня, которую можно назвать мажорной - Uma casa Portuguesa («Португальский дом»): «Четыре побеленные стены, // Аромат розмарина, // Гроздь золотистого винограда, // Две розы в саду, // Святой Иосиф на изразцах // Под весенним солнцем, // Обещание поцелуев, // Две руки, ожидающие меня // - Это португальский дом…»
Это бедность любящего и любимого честного человека, у которого совесть чиста. Что ещё человеку надо?
Слух не режет выражение из песни: «радость бедности», потому что это фаду. Не радость раба, а радость свободного человека. «Великое богатство» простого существования. Не самоунижение, а самоуважение.
Для нормальной жизни человеку не нужна необъятная империя и необъятные богатства. Здесь не просто бедность, а осознанная свободная неприхотливость. Независимость.
И всё же спустя несколько месяцев кое-что о советских гастролях Амалии Родригеш в советские издания просочилось. Это была не только короткая информация в газетах «Театральный Ленинград», «Ленинградская правда», «Советская культура» и «Театрально-концертная Москва», но и полноценная статья в журнале «Театр» в августовском номере за 1969 год. В ней есть такие строки, посвящённые Амалии Родригеш: «На эстраде она в длинном вечернем чёрном платье, похожем на сутану, со сверкающей полосой отделки. Поёт без жестов. В руках Амалии – микрофон. Временами подёргивает плечами, словно приплясывая под зажигательный ритм гитар. Поёт искренне, непосредственно, удивительно эмоционально, раскрывая слушателям народность португальских мелодий. Песни её поэтичны, в них воспевается красота девушки, природы. И любовь, которой не нужно счастье на небе, любовь нужна на земле. Многие песни её трагичны. У слушателей подкатывает комок к горлу, когда она повествует о горестной судьбе девушки, ждущей на берегу чёрный корабль возлюбленного, который никогда не вернётся…» Чтобы найти хоть какую-то информацию о гастролях, специалисту по истории фаду Наталье Румянцевой, видимо, пришлось долго искать.
А зажигательный «ритм гитар» на гастролях в СССР обеспечивали четыре гитариста: Рауль Нери, Фонтес Роша, Хулио Гомес и Хоэль Пина. Двое играли на классических гитарах, а двое на круглых двенадцатиструнных гитарах «португезо».
Спустя полтора года - в октябре 1970 года - в советском еженедельнике «За рубежом» появился материал итальянского журналиста Алессандро Карретти под названием «Голос надежды». Это была перепечатка с римской газеты «Вие Нуове» (в Италии Амалия Родригеш была намного популярнее, чем в СССР, выпускала диски на итальянском). В материале есть прямая речь знаменитой певицы, записавшей 170 дисков на португальском, итальянском, английском, французском (в том числе с Шарлем Азнавуром) и снявшейся в десятках фильмах.
«Я боролась и верила в лучшее будущее даже тогда, когда всё, казалось, было против меня, - говорила Амалия Родригеш. - Я была уверена, что поступаю правильно. Если бы в один прекрасный день всё рухнуло, мне не в чем было бы себя упрекнуть. Я не смогла бы так говорить, если бы хоть однажды пошла против себя в трудные минуты жизни. В жизни я могу скорее признать поражение, но не смирение, которое присуще только трусам и подлецам».
Кроме того, в СССР в марте 1969 года напечатали подробные программки, распространявшиеся в городах, в которых позднее прошли гастроли португальской певицы. В программке кроме краткой биографии были названия и короткий пересказ самых известных песен Амалии Родригеш… Названия песен говорящие: «Лишние слова», «Разлука», «Разбитый дом», «Опущенные крылья», «Жестокая память», «Бегство», «Разбитый лёд», «Мои ошибки»… Что вы хотите? Фаду. Песня-тоска, песня-исповедь. Благородная меланхолия.
В редакцию нашей газеты Нину Ивановну вынудила обратиться совсем не любовь к музыке фаду. Но это тема другой публикации. Хотя… Несколько слов сказать всё же надо. Не от хорошей жизни Нина Ивановна теперь не живёт в Ленинграде. Нынешний её дом – псковский «Дом для ветеранов и престарелых» на улице Кузбасской Дивизии. Не от хорошей жизни в этом заведении Нина Ивановна обратилась в газету.
У Амалии Родригеш была песня «Нужно забыть прошлое». Нина Ивановна тоже пыталась забыть, но не получилось. Возможно потому, что настоящее не даёт этого сделать. К тому же, ей есть о чём вспоминать.
Мы сидим на кухне – пьём кофе и разговариваем о богатой культурной жизни в Ленинграде 60-х годов. Я прошу показать мне конверт пластинки, которую подарила ей Мария Родригеш (диск, в отличие от конверта, не сохранился). Она уходит, попутно вспоминая, что кроме фотографии с дарственной надписью и пластиночного конверта сохранилась ещё и афиша. Причём не на русском, а на португальском. Вот только Нина Ивановна не помнит, где афиша лежит. Минут через пять она находит сложенную вчетверо чёрно-белую стильную афишу-постер и разворачивает. На ней Амалия с опущенными глазами, её имя и надпись Diskos Columbia.
Нина Ивановна Гаврилова. Фото: Алексей Семёнов.
В 1969 году Нина Гаврилова пыталась рассказать о своих впечатлениях о концерте Амалии Родригеш в ленинградской газете. Спустя почти полвека Нина Ивановна в другой газете, в другом городе, в другой стране рассказывает, какое впечатление на неё произвела печальная музыка фадо. Судьба.
Пока Нина Ивановна искала, я рассматривал небольшой конверт от диска звукозаписывающей фирмы Columbia. Это миньон Folclore. Amalia canta Portusal, на котором было четыре народные песни. На обложке Амалия в ярком цветастом народном платье с красным платком на плече. На внутренней обложке красочная фотография. Праздничная сценка: мужчины и женщины в красно-бело-чёрных народных костюмах, бочка вина, кувшины, виноградник… Но у меня ассоциации с творчеством Амалии Родригеш другие. Это не солнечная деревня, а проступающие в лунном свете старинные кварталы Лиссабона, сохранившего, как написал давным-давно португальский классик Эса де Кейрош, «изначальную томность света и свежести». Это Лиссабон как край света с его «путаницей лестниц и переулков», о которой писал в романе «Ночь в Лиссабоне» написал Эрих Мария Ремарк. Писателю-эмигранту запомнились «пастельные дома, которые спали в конце набережной, точно мотыльки в ночи». Там, как и в песнях фаду, «пахло рыбой, чесноком, ночными цветами, ушедшим солнцем и сном».
Цветы должны быть обязательно ночные.
Герой Ремарка заглянул в лиссабонское кафе. В нём «слышались звуки гитары, в глубине виднелась певица, исполнительница фаду». Вдруг к нему подошёл незнакомец и спросил: «Вы верите в жизнь после смерти?» «Не знаю, – последовал ответ. – В последние годы меня слишком занимала жизнь до смерти». Это и есть фаду – с его ночной жизнью и меланхоличными размышлениями о вечном и конечном.
Прошло немало лет, но, странное дело, Бог-поэт до сих пор «ещё не впал в немилость толпы».
Я перевернул большую чёрно-белую фотографию Амалии Родригеш, подаренную Нине Гавриловой в гримёрке. На обратной стороне была размашистая, с завитками, надпись на португальском: четыре строки и подпись.
Сходу можно было разобрать только имя, написанное рукой Амалии: Nina.
Чтобы оперативно отслеживать самые важные новости в Пскове и России, подписывайтесь на наши группы в «Телеграме», «ВКонтакте», «Твиттере», «Фейсбуке» и «Одноклассниках».
.jpg)
.jpg)