Неспящие в Донецке

Визит «Псковской губернии» в самопровозглашённую Донецкую Народную Республику завершился досрочно: сотрудники МГБ республики задержали и депортировали меня с территории Донецкого региона. Формальным поводом для задержания, произошедшего весьма стремительно, стало отсутствие некой гражданской аккредитации, необходимой для банального присутствия журналиста на территории Донецка.

Утро Прощёного воскресенья началось непростительно рано: в начале седьмого утра мой сосед Костя растолкал меня и сказал, что нужно идти на кухню. «Там проверка пришла, милиция. Они ходят по квартирам, документы проверяют», - загадочно проговорил он. «По поводу?» - уточнил я. Костя пожал плечами.

На кухне сидели два весёлых человека в штатском – один покрупнее и посолиднее, второй заметно моложе и меньше в габаритах. Я приготовился рассказывать свою историю про родную Макеевку и любовь к отеческим гробам.

«Денис Николаевич? Вы же журналист у нас, да?» - улыбнулся тот, который покрупнее, переводя взгляд с паспорта на меня. Повисла неловкая пауза.

«Ну что, я так понимаю, мне собираться?» - улыбнулся я в ответ. «Да, собирайте вещи, проедемте с нами. На вас пришла наводка. Наверняка это недоразумение, сейчас мы разберемся, и вы вернетесь назад, будете отдыхать!» - отозвался тот, что покрупнее, так старательно проговаривая свой текст, будто на конкурсе чтецов.

Несомненно, это был сарказм.

В коридоре тот сотрудник МГБ, который поменьше, с интересом следил за реакцией бабули, смотрителя хостела, которая носилась по коридору, охая и причитая. «Сейчас мы разберемся и вернём его, наверняка всё в порядке», - с той же усмешкой рассказывал он ей. «Конечно, у нас всё в порядке. Все нормально у нас. Это чёрт-те что, это недоразумение какое-то!» - она с надеждой посмотрела на меня. Я ничем не обнадёжил в ответ. «Попрощайся с соседом-то», - усмехнулся крупный.

Донецк, улица Артёма. Фото: Денис Камалягин

Костя стоял на кухне и с по-детски оскорблённым лицом смотрел, как я обуваюсь. Как будто ему только что открыли тайну, что Деда Мороза не существует.

«Ну, мы ещё увидимся», - сказал я скорее для бабули, потому что и я, и доброволец Костя знали, что это не так.

Мы сели в машину и отправились в МГБ. «Ну что, Денис Николаевич, как родственники? Все нормально у них?» - поглядывал на меня в салонное зеркало заднего вида крупный. «Ты же к родственникам приехал, что же у них не остановился?!» - старался добавить искренности в голос тот, который помельче, с позывным «Хан». На хана, безусловно, больше похож был первый, более крупный, но его позывной узнать так и не удалось. «Да ладно вам, - без энтузиазма отмахнулся я. Очень хотелось спать. – Давайте по существу, все понятно». «А мы и едем говорить по существу, - ответил крупный и все в той же сценической манере проговорил обиженно: – Вот что ты делаешь? Воскресенье, шесть утра, люди нормальные дома сидят, а нам работать приходится».

На входе в здание МГБ нас встречают два человека в камуфляже с автоматами, которым тоже явно хочется спать в солнечное воскресное утро. Они выказывают небольшую заинтересованность и имитируют сопровождение. «Стой… Теперь вверх по лестнице пошли, - Хан исполняет роль навигатора. – Поговорим у нас, посмотрим, что там у тебя, что ты за шпион». «Ну, смотрите, искать будут меня», - бодро с надеждой в голосе намекнул я. «Искать? Ну ты же не шишка какая. Знаешь, сколько у нас тут людей пропадает? Ну вот!» Он был доволен шуткой.

В руках его были наручники, но он анонсировал, что они не пригодятся. «Это Каныгин у нас брыкался, на него и надели», - добавил Хан, не последний раз вспомнив прошлогоднее задержание военного корреспондента «Новой газеты».

* * *

В кабинете сотрудников МГБ было просторно и спокойно. К нам присоединился третий работник спецслужб ДНР, молодой светловолосый парень, в задачи которого входило, видимо, наблюдать за допрашиваемым и искать «сопутствующие материалы».

Крупный курил какие-то ароматизированные сигареты и степенно вёл допрос, а Хан основательно досматривал вещи, изредка с любезностью откликаясь на мои сердитые реплики «это личное».

Все возможные пишущие средства были выложены на видное место на столе. «В конце получишь, сейчас не трогай даже».

Все карты памяти с фото и видео были сразу изъяты. Речь сотрудников МГБ пришлось восстанавливать сразу после депортации.

«Что у вас за газета? О чем пишете? – радовал меня неосведомлённостью крупный, слушая рассказы о псковских историях. - …Вот сделал бы аккредитацию, мы бы тебя повозили, по передовой в том числе, всё бы показали, рассказали». – «Так давайте сейчас сделаем аккредитацию, в чём проблема, я ж только за». – «Ага, конечно... Ну, вообще, это долгий процесс, проверки. Раньше надо было соображать». – «Ну кто ж знал, мне никто не сказал. Я на границе говорил, что я журналист, мне никто про аккредитацию слова не сказал». – «Хм, как там говорят? Незнание закона…»

Конечно, вопрос был в том, стоит ли соблюдать законы несуществующего государственного образования, но я почему-то не стал его задавать. Где можно прочитать законы Донецкой Народной Республики, мы тоже так и не выяснили.

Донецк, улица Университетская. Фото: Денис Камалягин

«Хорошо, что ты вообще хотел узнать? Что написать-то хотел?» - Хан изредка отвлекался от потрошения вещей и присоединялся к диалогу. Ему из всех присутствующих процесс явно доставлял наибольшее удовольствие. «С кем собирался встретиться? С Александром Сергеевичем Ходаковским, наверное, собирался, так ведь, собирался?» - с особым любопытством уточнил крупный. Пришлось признаться, что его контакты у меня есть, потому что в этот момент Хан с интересом крутил в руках телефон. Номер Ходаковского там был. «И что ты хотел у него узнать? Когда вы планировали встречу? Ты знаешь, кто это такой?» - уже серьёзно посыпал вопросами крупный. «Ничего не хотел, так, на всякий случай, мне прислали… Так-то я с простыми людьми собирался встретиться», - я включил дурака, и, видимо, это традиционно получилось неплохо: в объяснении мы ограничились тем, что телефон Ходаковского у меня был, но встречаться я с ним не собирался.

Просто так был с собой телефон Ходаковского.

Потом мы снова переключились на Псков, на нашу старину и псковскую дивизию («Да, много у нас здесь было псковских», – проговорил крупный, но, осознанно или не очень, осёкся), на то, про что пишет «Псковская губерния» и «за кого» выступает. «Мы – независимое издание, пишем то, что считаем правильным сами», - ответил я. Это был неправильный ответ.

К тому же в этот момент светловолосый распечатал с сайта газеты статью Льва Шлосберга «Крымский тупик». «Ну и что это?! - он посерел. – Слушайте: «С самого начала “присоединение Крыма” было авантюрой - и политической, и правовой. Это была месть Украине, наметившей себе дорогу в Европу…» Он оторвал глаза от листка. Его лицо больше напоминало грецкий орех – и по складкам, и по цвету. «Ну и что вы такое пишете? Зачем такое пишете?» - подключился крупный. «У нас разные мнения представлены, и такое, конечно, тоже», - я искал глазами наручники. Их, слава богу, нигде не было.

Далее последовала тирада о том, что всё это неправда, а то, что показывают центральные федеральные каналы России, – полная правда. «Я знаю, что у вас к ним так относятся… Не очень… Но они как раз показывают то, что есть на самом деле!» - очень искренне заявил крупный.

Хан и светловолосый понимающе покивали.

«Ну вот что ты снимаешь? Зачем ты это снимаешь? – светловолосый брезгливо рассматривал фотографии на камере GoPro. – Вот эти надписи зачем?!» - «Ну да, разные надписи снимал, да», - не отрицал я. «Да? А почему единственное фото с надписью у тебя то, что Путин… Вот даже вслух второе слово не буду говорить, что там написано».

Второе слово было «педофил».

* * *

Про президента России был отдельный разговор, когда почти трехчасовая беседа переходила в эндшпиль и больше напоминала перевербовку. «Пойми, вот что у нас? Как там нас называют, сепаратисты? Ну да, мы – сепаратисты, если дословно переводить. Да, мы отделились и хотим независимости… - тот, что крупный, был не по-спецовски велеречив. – А что у них? Уже пятый набор в войска идет. Всех гребут, из магазинов ловят. Старых уже берут. Потому что молодые кончились… Или идти не хотят. Знаешь, как там хоронят? В ямы пачками скидывают. А у вас стабильность. Вам хорошо, вы этого не понимаете».

«Что вообще у вас говорят? Про Путина, вообще?» - поддержал беседу Хан. Я не знал, что ответить на такой глобальный вопрос. «Ну что, цены растут, кризис, жить тяжело…» – «Кризис? У вас кризис? Ты у нас в магазинах был? А зарплаты знаешь какие? 6-8 тысяч рублей. А за все надо платить. Жить здесь очень трудно, и сколько всё это восстанавливать надо будет, хрен поймешь», - крупный выглядел возбуждённо.

Правда, я так и не понял, за какую власть он в этот момент агитировал.

А потом они снова вспоминали Каныгина. «Вот ты сидишь там же, где… Паша? Да, Паша. Правда, он всё переврал, накрутил… Но журналист отличный, пишет здорово, - одобрил крупный. – И не били его, он сам ударился в машине». Он рассказал ещё несколько странных историй из встречи с Павлом Каныгиным, чем был страшно доволен. «Журналистское сообщество признало его лучшим в 2015 году в России», - зачем-то я бросился в защиту. «Не, ну за дело, за дело», - хором и немного оттаяв, одобрили выбор сотрудники МГБ. Правда, опять вернулись к истории с наркотиками, издали потряхивая своими доказательствами.

Газета «Вечерний Донецк» рассказывает об успехах построения ДНР. Фото: Денис Камалягин

Возвращался в Псков я через «Новую» и увидел совсем другие бумаги, которые висели в кабинете Павла. На память. Другие и о другом.

«Ну, вот мы тебя тоже отпустим, а ты х... какую-нибудь напишешь. Напишешь же? Напишешь. А что ты напишешь, расскажи? Что ты увидел? Вот что ты вообще мог увидеть за три дня?» – подводя к эпилогу, допытывался Хан. «Правду напишу», - пообещал я. «Правду? Ну какую ты за три дня правду можешь узнать?! Здесь надо пожить, посмотреть, понять», - он был разочарован. «Может, только за три дня и можно понять правду? Глядя со стороны?» - я сам был в этом совсем не уверен, но не мог не попробовать побороть его разочарование.

Собеседников этот довод не убедил вовсе.

«Ладно, подпиши тут и тут, если согласен. Собирай вещи, и поедем на границу, твоя командировка окончена, – любезно сообщил крупный. – Ну и надо, наверное, сказать, что въезд без аккредитации в республику теперь закрыт».

* * *

Мы ехали к таможенному пункту «Матвеев курган» в гораздо более дружелюбной атмосфере. «Ну вот, Дёня (в машине крупный уже называл меня Дёня), что тебе там в Пскове делать? Тут же родина твоя, приезжай сюда работать? Тут и возможностей больше…»

Я громко засмеялся.

«Ты что смеёшься? Зря. Тут всё надо развивать, люди нужны, газеты есть, перспективы большие. Приезжай!» – он чуть повернулся из-за руля.

«А ещё такой уважаемый человек у нас живет! Андрей Бабицкий, журналист, – я кивнул, пытаясь скрыть разочарование. – Его с радио «Свобода» за правду выгнали, говорил не то, что им надо. Ну, они же проамериканские», - констатировал Хан.

«А чего ты там-то остановился, в хостеле этом?» – хохотнул он позже. «Ну а где еще найдешь жилье за сто рублей в день?» - ответил за меня крупный. «Да? Я платил двести». – «Ну бабулька!» - засмеялись мы дружно. «Да ладно, ты ей вообще не заплатил! - продолжил хохотать Хан. – И вообще, представляешь, что она там сейчас думает? Приехало МГБ, сказали, разберутся – и всё, пропал человек!»

Они опять весело, заливисто засмеялись. Смех закончился только на границе. «Ну, удачи, - сказал Хан и крепко пожал руку. – Напиши, как доберешься, мало ли что… Чтоб мы не волновались!»

Он снова не удержался от шутки, ухмыльнулся и пошёл в Донецкую Народную Республику. А я пошёл в Россию.

Денис КАМАЛЯГИН.
Донецк – Ростов-на-Дону – Псков