Мир красиво рушится в отдельно взятой голове

Феофан Прокопович написал пьесу «Владимир» в 1705 году, а напечатали её только в 1874 году. Хотя на сцене её всё-таки показывали – только недолго. Спектакль по пьесе Прокоповича подготовили ученики  Киево-Могилянской  академии. Это было 3 июля  1705 года во время летних «рекреаций». Если кто о пьесе в последующие годы и знал, так это те, кто читал её, переписанную от руки (в советское время это назовут «самиздат»). В пьесе Прокоповича действует жрец с выразительным именем Пиар («Молчи! Тешимся твоим, господи, приходом»). Как пишут в справочниках, пьеса «Владимир» не могла быть напечатана раньше «из-за резкой антиклерикальной  направленности». Это тем интереснее, что Прокопович был одним из крупнейших русских церковных иерархов первой половины XVIII века, в том числе занимал должности архиепископа Псковского и Нарвского, а потом и архиепископа Новгородского и Великолукского.

Архиепископа Феофана (Елеазара) Прокоповича называли даже атеистом. Не столько из-за пьесы «Владимир», сколько из-за научных изысканий. «Человеческая вера, - писал Прокопович, - не может существовать вместе со знанием. Там, где уже приобретены знания, человеческая вера не имеет места». Под знанием он имел в виду вполне определённые вещи, читая в той самой Киево-Могилянской  академии курс, в котором рассказывал о Птолемее, Копернике, Тихо де Браге, Галилее и их научном наследии. В духовной академии он преподавал физику, арифметику, геометрию… В своих стихах, написанных по-русски и по-латински, о науке он тоже не забывал («Папский приговор Галилею»).

Феофан Прокопович был одним из сподвижников Петра I, и именно ему Пётр поручил написать «Духовный регламент», который привёл к подчинению церкви государству и появлению Священного Синода. Это было в том же 1718 году, когда Феофан стал епископом псковским, нарвским и изборским. Таким образом, псковский епископ будет иметь прямое отношение к ликвидации в России патриаршества и станет первым вице-президентом Святейшего Правительствующего Синода, а потом и фактическим руководителем русской церкви. Спустя двести с лишним лет первым патриархом выберут псковского священника Тихона (Василия Белавина), о котором я писал 18 августа.

«Российской церкви столп, совета мудрый муж, // Философ, богослов, историк, пастырь душ», - написал о Прокоповиче Гавриил Державин. Но проклятий в его адрес раздавалось не меньше. Многие священники не любили Феофана Прокоповича за то, что тот одно время был католиком. Он перешёл в католицизм для того, чтобы получить образование в Риме. Отучившись в Риме, он вернулся в Киев и преспокойно вернулся в православие. Такой прагматизм многих возмущал (захотел - вышел, захотел – вошёл обратно). Когда Пётр I предложил в 1718 году Феофану Прокоповичу стать епископом, тот согласился, но сделал это с внутренней неохотой («Эта почесть меня так же привлекает и прельщает, как если бы меня приготовили бросить на съедение диким зверям. Дело в том, что лучшими силами своей души я ненавижу митры, саккосы, жезлы, свещники, кадильницы и тому подобные утехи»). Другие православные иерархи чувствовали, что Прокопович – «засланный епископ». Чужой.

Параллельно с «Духовным регламентом» Феофан Прокопович готовил и другие документы, максимально далёкие от патриаршества и Священного Синода. Например, предисловие к «Морскому уставу». А получилось даже не предисловие, а «Слово похвальное  о флоте Российском» («Не сыщем ни единой на свете деревни, которая над рекою или озером положена  и  не имела бы лодок. А  столь   славной   и   сильной   монархии, полуденно и полунощно моря обдержащей, не иметь бы кораблей, хотя бы ни единой к тому не было нужды, однако же было бы то бесчестно и укорительно...»).

Феофану Прокоповичу удобнее было чаще находиться не в Пскове или Нарве, а в Петербурге, где имелось псковское подворье. Туда к нему иногда являлся Пётр I –обсудить реформы. Доносы, которые писали на Феофана Прокоповича его противники, царя мало смущали.

В Пскове Феофана Прокоповича запомнили - в том числе, по его огромной библиотеке. Её он привёз из Дерпта (на иностранных языках епископ, а потом и архиепископ изъяснялся свободно).

Сохранилось письмо 1723 года, направленное Феофаном Прокоповичем российскому императору: «Врученная мне епархия вельми скудна: денег собирается немногое число и по годам неровное, для того, чтобы некия пустоши иногда вода заливает и, по раздаче церковным и домовым служителям, мало что на нужды домашния остается…». И далее в том же духе. «Великий недород», «сноснейшая скудость», бедность… Священник жалуется, что в псковском подворье в Петербурге жить ему радостно, но «иждивение стало не по доходам: пиво, дрова, иногда даже и сено покупаем; негде скотину держать, некуда лошадей выгнать».

Врагов у Феофана Прокоповича было много не только в стане священников, которые называли проповеди Феофана «еретическим ядом», причём он их, если верить доносчикам, не произносил, а «выблёвывал». Среди светских руководителей, приближённых к Петру I, врагов у него было не меньше. Меншиков, Голицын, Остерман, Долгорукие, Апраксин… Недоброжелатели и при жизни императора не церемонились, а после смерти Петра решили, что пришло время свести с Феофаном Прокоповичем счёты. Архиепископа обвинили в крупных хищениях (что-то похожее случилось и с другим соратником Петра Василием Татищевым (читайте блог от 19 августа). Попутно Прокоповича снова обвинили в еретичестве. Но еретичество, в котором Прокоповича подозревали постоянно, было делом привычным. Другое дело – чистая уголовщина, разбиравшаяся летом 1726 года в Священном Синоде, а потом и в Тайной Канцелярии. По этому делу был арестован архимандрит Псково-Печерского монастыря Маркелл Родышевский, давший на Феофана Прокоповича показания. Маркелл был знаком с Прокоповичем ещё с киевских времён и по его протекции стал настоятелем. Из монастыря в Петербург в качестве вещественного доказательства прислали вещи архимандрита, в том числе «епитрахиль и пелену со споротыми жемчугами». Будто бы жемчуг был спорот по приказанию Феофана – для того, чтобы продать. Дело заслушивалось в Верховном Тайном Совете, созданном при Екатерине I как совещательный орган (ему подчинили Сенат и Коллегии). В него входили сплошь недоброжелатели Прокоповича -  Александр Меншиков, Андрей Остерман, Фёдор Апраксин, Гавриил Головкин, Дмитрий Голицын, Пётр Толстой…

Маркелл Родышевский долгое время находился под арестом в Преображенском приказе и показаниями против бывшего друга в торговле жемчугом не ограничился. Он обвинил Феофана в лютеранстве, «противностях православной церкви», «еретических учениях» и многом другом. Позднее обвинения были оформлены в «Житие новгородского архиепископа, еретика Феофана Прокоповича».

Как написал спустя век Илларион Чистович, «борьба шла не на жизнь а на смерть». Существует  несколько версий событий. Это связано с тем, что бывший настоятель Псково-Печерского монастыря менял свои показания. Со слов Прокоповича, вначале Маркелл «казался он весёлым, говоря, что у него есть оправдания». Но тогда он был ещё не под арестом. Но потом Маркелла запугали (он по-прежнему был на свободе) – да так, что он, если верить Феофану Прокоповичу, просидел на Аптекарском острове где-то за дровами целый день, и хотел отсиживаться дальше – вырыл яму и прятался  в ней, запасшись хлебом (позднее Маркелл это отрицал). Подробности можно прочесть в почти 800-страничном труде «Феофан Прокопович и его время»  Иллариона Чистовича, изданном в 1868 году. В 60-е годы XIX века взаимоотношениям Феофана Прокоповича и Маркелла Родышевского вообще уделялось в российской печати много внимания. В «Православном обозрении» за 1864 год напечатана обширная статья «Дело Маркелла Родышевского и Феофана Прокоповича. О противностях церковных». В этой статье много любопытных и совсем небогословских подробностей того, что творилось в среде псковских священнослужителей: «Псковский провинциальный инквизитор, иеромонах Савватий донёс обер-прокурору св. Синода Болтину, что в псковском монастыре лежат на земле 70 образов, со снятыми окладами и венцами. Пономарь Захарий Васильев показал, что он снял с них венцы и оклады в 1724 г. по приказу архимандрита Маркелла. К донесению были приложены описная и расходная монастырские книги. Болтин сделал Синоду предложение, дабы благоволено было в напрасном расхищении государевой монастырской казны разыскать…».

По мнению Феофана Прокоповича, бывшего настоятеля Псково-Печерского монастыря на него натравили: «Мнение мое таковое, что хотя бездельник сей и скуден в рассуждении, однако же не столь он вне ума, чтобы мог в огонь бросаться, наипаче, что по природе своей зело труслив и еще к тому не за одну вину подлежащий суду. И потому, сам он собою, по ярости и злобе без всякой надежды и упования, никогда бы на такое страшное дело не отважился...». Если не сам, то кто? Прокопович был уверен, что это вице-президент Святейшего Синода в 1726-1731 годах архиепископ Георгий (в миру - Дашков, в схиме Гедеон) - архиепископ Ростовский и Ярославский. В тот момент он был очень влиятельным – до тех пор, пока в России в очередной раз не сменилась власть. При новой императрице Анне Иоановне Феофан Прокопович вновь возвысился, а его враги оказались в опале. И кто там у кого что украл – доподлинно неизвестно. Дело закрыли. И открыли новое – «о незаконных поборах Георгия Дашкова». Как написал однажды Феофан Прокопович: «Кто любит Бога, не ревнуй лукавым, // Ниже завиди грешникам неправым».

Георгия Дашкова обвиняли в незаконных поборах и взятках, разоривших епархии. Свои дни бывший архиепископ Георгий закончил в Успенском Нерчинском монастыре, куда его сослали по указу императрицы «до смерти неисходно и не слушая никаких объявлений его хотя бы о государевом слове и деле». Умер противник Феофана Прокоповича в нищете колодником.

Судьба Маркелла Родышевского оказалась не такой трагической, хотя первоначально его приговорили даже в смертной казни. Его освободили в 1740 году, после чего он занимал разные высокие посты – настоятеля Юрьевского монастыря, ректора Новгородской семинарии, епископа Корельского и Ладожского… Феофан Прокопович скончался даже раньше этих двоих - в 1736 году (он похоронен в Новгороде, в Софийском соборе).

И до сих пор о нём пишут то как о выдающемся государственном деятеле, то как о «наемнике и авантюристе». Но сам Феофан Прокопович своё пребывание на псковской земле должен был вспоминать без особой радости. Особенно это касалось Псково-Печерского монастыря.

Протоиерей Димитрий отпустил грехи на волю
И хитро улыбнулся, отражаясь в зеркале заднего вида.
Прихожане сделали вид, что уже побороли
Зависть, и умело затаили обиду.
Протоиерей ничего не заметил, обмыв в стакане звезду.
Он долго шёл к ней и, наконец, дошёл.
Не зря он стоял у алтаря на боевом посту.
Он выстоял, и теперь ему хорошо.

Мир красиво рушится в отдельно взятой голове
И там же красиво складывается во что-то другое.
Когда Димитрий женился на безутешной вдове,
Он временно вышел из состояния покоя.
Беспокойство привело протоиерея туда,
Где люди не знают его в лицо.
Он мысленно брал новые города,
И всегда выглядел молодцом.

С тех пор, как протоиерей грехи отпустил,
Грехи живут отдельно в разных местах.   
Протоиерей знает, как правильно себя вести:
Грудь колесом и в разных крестах.

В прошлое воскресение он выбил сто из ста,
Хотя Богу и человеку достаточно одного креста.